Сегодня обнаружил у себя на десктопе интервью Пелевина.
Со времен «Чапаева и Пустоты» я его не читал, поэтому полюбопытсвовал. Как-то слишком многое в его ответах сходится с тем, что у меня в ощущениях от процесса, поэтому выкладываю с удовольствием, принося свои извинения автору за неуказание ссылки.
Борис ВОЙЦЕХОВСКИЙ / ВИН ПЕЛЕ!
Человек-загадка, мистер Икс российской литературы, писатель, любой роман которого становится бестселлером Виктор ПЕЛЕВИН - о своей новой книге, «пылитике», сексе и безумии.
Виктор Олегович в своем репертуаре. Дать интервью, встретившись с журналистом - боже упаси! - уж лучше так, чтобы никто не видел, не слышал и ничего не сказал. Так, как будто писателя-то и нет, есть лишь его тексты и некий кто-то, словно великий и ужасный Гудвин вещающий исключительно из-за ширмочки. Идеальное средство для этого, как известно, электронная почта, ибо лучший друг Пелевина - Интернет.
- Вот цитата: «Пелевин - пеленки компьютерного подсознания» (поэт Андрей Вознесенский). Ведь и вправду вы, Виктор Олегович, в виртуального призрака превратились, не считаете?
- Что касается сентенции Вознесенского, то она, как мне кажется, возникла следующим образом: он разложил мою фамилию на «Пеле» и «Вин», превратил первое в «пеленки», а второе в «Виндоуз». Пеленки я еще могу понять и простить - все шестидесятники вышли из набоковской Лолиты. Но вот второй части этого каламбура я принять не могу. Порядочного человека нельзя оскорбить сильнее, чем связав его имя с операционной системой «Виндоуз». Не знаю, чем я заслужил такое.
А в виртуальных призраков превращаются именно выходя на люди, особенно когда эти люди толпятся перед телекамерой. Виртуальные призраки - это все, кого показывают по телевизору.
- Но ведь несколько лет назад вы обещали, что, справив свое 40-летие, пойдете в народ. Что, передумали?
- Не то чтобы передумал. Дело в том, что я не отмечал свой сороковой день рождения.
- Но ведь дата все-таки солидная. Говорят, именно в это время меняются жизненные ориентиры, ценности, отношение к противоположному полу: Гребенщиков рассказывал, например, что перестал в 40 лет засматриваться на все, что шевелится. Что-то изменилось в вас?
- Сорокалетие не является рубежом, если вы его таковым не делаете сами. Ум не имеет возраста п когда вы ни о чем не думаете, вы такого же возраста, как Вселенная: ровно один миг. Все остальное появляется тогда, когда сансара включает свои хард-диски. В теле не происходит ничего, что было бы как-то связано с этой датой. Все зависит от того, какой на вашем спидометре личный пробег, как вы эксплуатировали свою машину, на каком бензине, с каким маслом, и так далее. Аналогия полная. Тело - это просто машина, в который вы ездите по этому миру. Если относиться к физической машине бережно, она будет долго работать. С другой стороны, если все время держать ее в гараже, на фиг она нужна? Здесь должен быть баланс. Отношение к противоположному полу у меня не изменилось - он меня по-прежнему привлекает и ужасает. Переориентации на неподвижный объект желания, о которой вам говорил Боря, у меня пока не произошло. Но не забывайте, что он змея, и он сохраняет покой. А я тигр, и люблю активный отдых. Впрочем, возможно, что Боря просто имел в виду некоторые аспекты буддийской практики Трекчо.
- Тут ведь вот какая аналогия напрашивается: группа Gorillaz предстала перед публикой, раскрутив свое творчество. «Глюк'Oza» пошла тем же путем. Вы - писатель, чье творчество раскручено уже давно. Неужели явить себя народу вам мешает лишь боязнь телекамер?
- Мне не очень понятно, что это значит - «раскрутить свое творчество». В моем творчестве нет ни одной вращающейся части, я просто пишу книги. А явление писателя народу происходит каждый раз, когда у него выходит что-то новое. В этом одна из прелестей профессии - можно не быть на виду.
- Кстати, а вы сейчас где?
- Вопрос сложный. Последние десять лет я пытаюсь понять, что такое «я», и никак не могу. А вы хотите, чтобы я вам ответил, где это «я» находится. Да еще сейчас. Знаете, я не Гегель.
- Так ведь у Гегеля было два «я»: просто «я» и «я в себе»? Вы про какое из них говорите?
- Выражение «Я в себе» чем-то напоминает монашеский, по выражению Набокова, каламбур «взять себя в руки» - только идет значительно дальше. Я даже представить себе не могу такую гадость, если честно!
- Ладно, о гадости говорить не будем. Расскажите лучше о своей новой книге.
- Она появится в сентябре. Это сборник, который называется «ДПП(нн)» - расшифровка в самой книге. В него входит роман о банкире, который полностью полагался в своих решениях на числа - это своего рода плутовской триллер. Кроме того, в нем несколько рассказов, в которых действуют те же герои, что и в романе. Рассказы - про французскую философию, про особую разновидность нефти, в которую превращаются люди, про единицу измерения тщеты, про загробную встречу со Светящимся Существом, и так далее. Я бы назвал все это вместе метароманом, в смысле той меты, которую оставляет на своих владениях одинокий Степной Волк образца 1943 года.
- Нефть и банкиры... Довольно актуальная для нынешней политической жизни в России тема. Не ситуация ли с «ЮКОСом» ее навеяла?
- Я совершенно не думал о параллелях с нынешней ситуацией вокруг Юкоса и всего прочего. Я писал книгу о том, как человек из ничего создает себе тюрьму внутри своего ума, а потом проводит в ней всю жизнь. Но теперь я вижу, что еще один аспект этой книги - это взаимоотношения бизнеса и власти. То, как люди, мнящие себя хозяевами жизни, создают марионеток, которыми надеются управлять, а выходит совсем наоборот. Вечный сюжет, кстати. Но в книге это получилось непреднамеренно.
- Кстати, вы политикой интересуетесь?
- Я не интересуюсь политикой, потому что в России ее нет. Или можно сказать так: при Ельцине была пилитика (от слова «пил»), потом пулитика (от слова «пуля»), теперь будет пялитика (от слова «пялить») и пылитика (от слова «пыль», которую кое-кто замучается глотать). Интересно это только прямым участникам процесса.
- Ваша прошлая книга - «Дженерейшн П» - вышла аж в 1999-м. Четыре года прошло, пока вы новый роман не написали. Неужели писательство такая тяжелая работа?
- Писать книгу за книгой в непрерывном режиме - это все равно что выдавливать из земли овощи с помощью химических ускорителей роста. Они будут пустышками, хотя выглядеть могут как настоящие. Писателю важно не только писать, иногда ему важно не писать. Причем важно это именно для его книг. В жизни тоже бывают циклы, зима и лето.
- А вот у вашего коллеги Сорокина книга за книгой выходит. Как вам его творчество, кстати?
- Сорокин - замечательный автор, очень талантливый и ни на кого не похожий. Я отношусь к нему с большим уважением, но как читатель я ищу в книгах немного другого.
- Ну а можете ли вы, к слову, писать о сексе столь же свободно, как он?
- О сексе я очень много и откровенно пишу в последнем романе. О сексе между правым полушарием и левым, о сексе между человеком и человеком, о сексе между человеком и государством, и так далее. Собственно говоря, Сорокин и дал мне социальный заказ на написание одного из моих романов - «Числа». Когда мы были в Японии, он как-то сказал: «Виктор, вам непременно следует написать версию Лолиты, только о мальчиках. Сможете?». Я очень старался, но не уверен, что получилось именно то, чего хотел Владимир.
- Любопытно... А в сексе между полушариями и между человеком и государством можно ли достигнуть оргазма?
- Здесь все зависит от того, о чьем оргазме идет речь - человека или государства. Иногда, крайне редко, они совпадают. Манифестацией такого одновременного оргазма обычно является джип «Лексус» или «Геландеваген» с государственными номерами, затемненными стеклами и двумя включенными мигалками.
- То есть осознание того, что «жизнь удалась», и есть оргазм?
- По этому поводу Мишель де Монтень сказал, что ни один человек не может считать, что жизнь удалась, до самой своей смерти, так как неизвестно, что его ждет впереди. А в момент смерти разве можно говорить, что жизнь удалась? В рыночном обществе самое главное в оргазме - его симуляция, это вам скажет любая карьерная девушка. Это в первую очередь относится к социальному оргазму - заставив других поверить, что жизнь удалась, человек на несколько секунд может даже поверить в это сам
- Вы считаете себя знатоком женской души?
- В выражении «знаток женской души» есть что-то от поручика Ржевского. Сколько женщин, столько душ. Чтобы узнать хотя бы одну, нужно полжизни. Кроме того, ни одну душу нельзя узнать до конца, потому что она постоянно меняется.
- Способны ли вы влюбиться так, чтобы совершить безумный поступок. Бросить литературу, например?
- Бросить литературу - это вовсе не безумный поступок. Безумие - это стать в нашей стране писателем. А влюбиться я, конечно, могу.
- Ну, вы-то писателем стали. Значит - безумны? Каковы симптомы?
- Главный симптом такой - я подолгу сижу за компьютером, вглядываясь в буковки на экране.
- Каково главное заблуждение людей о жизни и творчестве писателя Пелевина?
- Я не изучаю этих заблуждений. Но меня очень удивляют люди, считающие меня наркоманом из-за того, что некоторые мои герои употребляют наркотики. Это все равно, что считать Маринину серийной киллершей из-за того, что в ее книгах случаются убийства.
- Вы вообще часто в людях разочаровываетесь?
- Я редко очаровываюсь, поэтому разочаровываюсь тоже редко. Больших разочарований не было, только мелкие.
- По роману «Чапаев и Пустота» поставлен спектакль. Есть ли планы поставить на сцене что-нибудь еще? Были ли предложения об экранизации? Если да, то от кого?
- Предложений было много, некоторые в процессе осуществления. Но говорить об этом пока рано. Насчет сцены - были постановки в Швеции, в Прибалтике, и т.д. Но я сам ничего не видел - как, впрочем, и спектакля по «Чапаеву».
- А может все это от того, что вы просто умеете расслабляться?
- Да я не расслабляюсь. Просто не напрягаюсь.
- Теоретически, писатель, как продавец товара под названием «литература», должен представлять своего покупателя. Какова, на ваш взгляд, ваша аудитория?
- Писатель, с моей точки зрения, не продавец товара под названием «литература», он создатель определенного продукта, который может на какое-то время стать товаром на пути к читателю. Но ценность этого продукта не в том, что его можно продать, а в том, что он может вступить в непредсказуемое взаимодействие с умом читателя. Печатаю книги и продаю их не я. Но подход очень симптоматичный и печальный. Весь мир погружен в такое дерьмо именно потому, что в нем заправляют люди, которые считают существенными только товарно-денежные трансакции - которые по своей природе являются чисто техническими, вспомогательными, вторичными. Это хорошо понимает, например, Джордж Сорос. А в русском фольклоре это отражено в пословице «Ночью жопа барынька». Сочинитель, который думает о целевой группе, а не о пространстве своего текста - это не писатель, а торговец полосатой бумагой.
- К слову, о бумаге. Набоков говаривал: писатель должен жить в башне из слоновой кости, спускаясь вниз разве что за газетами. Вы живете в подобном сооружении? Опишите обычный день гражданина РФ Пелевина Виктора Олеговича, с пробуждения до засыпания.
- Башня из слоновой кости и газеты - это, что называется, две вещи несовместных. Сам Набоков никогда в такой башне не жил. Мне случается жить в самых разных сооружениях, так как я много перемещаюсь - писателя кормят впечатления, как волка ноги. А описать свой обычный день - это хорошая тема для романа. Если совсем коротко и метафорически, будет так: проснулся, увидел, победил, догнал и еще раз победил, заснул.
- И какое же впечатление за последнее время было самым сильным?
- Я не уверен, что это произведет впечатление на вас - событие было не очень живописным. В июле я ходил в трек в Непале, в Гималаях. В это время там дожди - не совсем подходящий сезон. Мы шли по одному, с интервалом минут в пять-десять, а сзади шла группа местных носильщиков, которые тащили большую часть рюкзаков. В одном месте тропинка огибала скалу над пропастью, и, чтобы пройти, надо было встать на выступ размером в кирпич, под которым уже не было никакой опоры. Рискованным был только один шаг, дальше тропинка была нормальной. Я очень долго не мог сделать этого шага - минут пять топтался на месте. В общем, в конце концов я кое-как это сделал, натерпевшись изрядного страха. Мне стало интересно, как это место пройдут наши носильщики. Я стал их ждать. Так вот, они его просто не заметили - прошли с двумя рюкзаками каждый, продолжая разговор, словно оно ничем не отличалось от остальной тропинки. Для меня это было шоком. Я понял, что мы с этими людьми перемещаемся по разным измерениями, хотя номинально место было одним и тем же. Потом я долго думал о том, что то же самое сплошь и рядом происходит в жизни - того, что одному человеку кажется невозможно трудным, другой просто не замечает.
- Вы буддист?
- Ом мани падме хум. Ом мани падме хум. Ом мани падме хум.
Текст любезно предоставлен Борисом Войцеховским.
|
